ОН НЕ МОГ ПОСТУПИТЬ ИНАЧЕ

Чтобы знали, чтобы помнили и гордились.

Неоглядное поле поспевающей ржи, словно море, слегка колышется, поддаваясь лёгкому ветерку. Николай сорвал колосок, понюхал, вспомнил запах ржаного хлеба. В начале войны его часть стояла в Белорусской деревне Сокольничи рядом с домом Анны Фёдоровны. К ней Коля часто наведывался. Она принимала его как родного: «Ты такой же, как мой сыночек, худенький, тоже ушёл воевать с супостатами. Попей молочка с ржаным хлебушком».

Он погладил колосок, пригляделся к созревающим зёрнышкам, тихо прошептал:

— Видно, скоро поспеет, семнадцатое июля уже, третья декада месяца наступает.

Лёг навзничь, раскинул руки, словно хотел обнять просторную высь с мерцающими звёздами и таинственной полной луной. Ночная птица вспорхнула и улетела  под своды колхозной фермы, что стояла недалеко от ржаного поля. Сверчки завели свою песенку.

Комбат, потирая ноющую раненую руку, едва слышно ответил:

— Тишина. Будто и нет войны.

Только… Вот оно – орудие, с расчётом из двух человек и боекомплектом в шестьдесят снарядов. Его ночью притащили в густую рожь и тщательно замаскировали. Отсюда, с невысокого холма, хорошо просматривались дорога, ведущая в город Кричев, шоссе и мост через реку Добрость.

Уже месяц как шла Великая Отечественная война. Под натиском четвёртой немецкой танковой дивизии, которой командовал фон Лангерман, части тринадцатой армии отступали, а вместе с ними и полк, где служил наводчиком старший сержант Николай Сиротинин.

Вчера командир батареи перед строем бойцов объявил своё решение:

— Будем защищать отход наших войск. Кто останется здесь с пушкой и прикроет отступление? Добровольцы есть?

Первым вперед шагнул Николай.

«Мальчишка, девятнадцать лет, уже в начале войны стал сержантом. Невысокий, тихий, щупленький, – глядя на добровольца, думал комбат, – а в глазах ярость, мужество и сила. Годится!».

— Вторым останусь я сам, – объявил командир батареи…

Светало. Наводчик у пушки, комбат рядом. Слух и зрение обострились. Послышался гул моторов и лязг гусениц. Показалась колонна немецкой бронетехники.

— Создадим гадам пробку на дороге, – шепнул комбат.

Первым же выстрелом Николай подбил головной танк, вышедший на мост. Машина замерла, полыхнула огнём, клубами повалил чёрный дым.

— Был танк – стал крематорий, –  заблестели радостно глаза у Николая.

— А теперь шуганём бронетранспортёр, что замыкает колонну, – скомандовал комбат.

Уверенно, методично – пуск пушечного снаряда, и…бронетранспортёр загорелся. Ещё несколько минут –  стали взрываться установленные в нём ящики со снарядами.

— Будете помнить, как ползли по Белорусской земле! –  усмехнулся Николай.

— Сержант, боевая задача выполнена, – сказал комбат. – Мы создали пробку на дороге. Пусть теперь немчура разгребает её, а нам пора пробираться к своим.

— Нет, товарищ комбат, – твёрдо возразил Николай. Вы ранены, вы уходите, догоняйте свою батарею – вы там нужны. Я здоров. Пушку со снарядами оставить врагу – совесть не велит. Остаюсь, повоюю здесь.

— Держись! – заглянув сержанту в глаза, попрощался комбат…

После призыва на срочную службу в октябре тысяча девятьсот сорокового года Колю распределили в пятьдесят пятый стрелковый полк в городе Полоцке Белорусской ССР. Там он прошёл отличную боевую подготовку, поэтому к началу войны сержант Сиротинин был опытным артиллеристом. И сейчас он наблюдал за растерявшимися немцами: не продвинуть колонну ни вперёд, ни назад.

— А вот вам и ещё сюрприз, – послал Николай снаряд, который поразил  танк, и тут же выстрелил в бронемашину, стоявшую рядом. – Пылайте вместе, так мне будет радостнее! – чувство ликования наполнило его грудь.

Не спешил сержант, выбирал момент, где и как точнее поразить очередную цель. Два танка  старались стащить с моста подбитый головной. Бронированная машина съехала с намеченного пути, пытаясь  переправиться через реку вброд.

— Пробуйте, пробуйте уйти от меня! Я-то знаю, что подступы к реке заболочены… А, что застряли? Вот вам очередной снаряд! Горите жарким пламенем!  Ах, какое у меня удобное место на бугорке среди ржи! – веселил сам себя Николай. – Грузовик с вашей пехотой в моём обзоре, как на ладони – получайте ещё, заслужили!

Благородная ярость овладела Николаем. Сиротининская пушка стреляла и стреляла, уничтожая танк за танком, бронемашину за бронемашиной. Всё взрывалось и летело. В воздухе стоял чёрный дым от горящей техники.

— Какой по счёту танк подбила моя пушечка? – ласково погладил боец ствол орудия. – О, кажется седьмой! А вы, господа немцы, наконец-то очухались. Разворачиваетесь к предполагаемому месту обстрела? – собственные шутки и прибаутки придавали сержанту уверенность. – Думаете, артиллерия укрылась в старой конюшне, что рядом с полем?

Взбешённые немцы выкатили орудие на позицию, открыли огонь по конюшне, вдребезги разбили её. В ответ минутная немая тишина. Думали всё? Кончено? Да, нет, ошиблись. Это сержант Сиротинин перезаряжает свою пушку для прицельного огня. Снарядов становилось всё меньше. Николай решил стрелять реже, но ещё более прицельно.

— Радуетесь: ваша пушка разгромила нашу конюшню.  Переживём, после победы новую построим. А я жив и пушку вашу сейчас уничтожу! – декламировал он будто стих, пуская очередной снаряд.

Запылала немецкая пушка,  ещё четыре танка и очередная бронемашина. Совсем опешили немцы. Наконец поняли, обнаружили позицию сержанта.  Но достать её не так-то было просто. Послали своих мотоциклистов в обход, чтобы с тыла уничтожить русскую боевую позицию. К этому времени у Николая осталось три, всего три снаряда. Он привстал, взял снаряд, чтобы перезарядить пушку, и тут почувствовал, как пуля пронзила его левое плечо. Оглянулся. Немецкий офицер-мотоциклист, выпучив глаза от изумления, что перед ним всего один, один русский сержант, закричал на ломаном русском языке:

—  Сдавайся, жить будешь!

— На-ка! Выкуси! Где ты видел, чтоб русские сдавались! – хватая карабин, в ответ крикнул Николай.

Сердце бойца застучало, словно часы. Отстреливался до последнего вздоха. Ржаные колосья пытались укрыть его. В мыслях проносились образы матери, отца, сестёр, младшего брата… Наконец автоматная очередь настигла смельчака Николая Сиротинина, сержанта-артиллериста, который в одиночку на два с половиной часа задержал наступление немецкой колонны. Шестая стрелковая дивизия тринадцатой армии тем временем отступила без единой потери…

Заплакала природа: солнце скрылось за облака, тучи сгустились над полем, ветерок утих, высокие хлеба склонились ниже к земле.

Немецкие мотоциклисты с опаской поглядывали по сторонам: неужели с мощной бронетанковой немецкой колонной воевал один – этот русский артиллерист заменил целый артиллерийский расчёт. А он лежал с крепко зажатым в руках карабином, с открытыми глазами, устремлёнными в небо…

Умолкла Николаева пушка. Догорала поражённая немецкая техника. Немцы подсчитывали боевые потери: одиннадцать танков, семь броневиков, пятьдесят семь солдат и офицеров…

К пушке на колхозное поле, к месту гибели Николая согнали жителей деревни: женщин, детей, стариков. Немцы удивлялись храбрости, стойкости, мужеству и военному мастерству русского артиллериста. Вырыли могилу. Николая завернули в его собственную плащ-палатку. Перед могилой немецкий полковник сказал:

— Это русский герой! Так должен солдат защищать свою родину! Если бы все солдаты фюрера дрались так же, как этот русский, то мы завоевали бы весь мир.

Три залпа из немецких винтовок в честь русского героя, старшего сержанта Николая Сиротинина из города Орла, огласили всю округу.

Ветерок опять подул, ржаное поле, словно море, заплескалось. Выглянуло солнце и послало свои прощальные лучи на могилу русского солдата.

***

Рассказ имеет документальную основу: воспоминания жителей белорусской деревни Сокольничи.

рассказ Галины Солоновой.

.